piligrim

(Продолжение. Начало – 1, 2, 3, 4)

          Приоритеты менялись вместе с игрушками - из песочницы я уже вырос и своё первое свидание с девочкой-одноклассницей я назначал тут. Я уже точно не помню, в каком классе это было – в пятом или шестом.
          Долго выбирал место, чтоб не очень далеко, так как она жила в том же доме, что и я, но в соседнем подъезде, но и не прямо под окнами – стеснялся всё ж. Сразу за моей школой, там, где теперь стадион «Москвич», почившего в бозе АЗЛК, была городская свалка. Хоть она и числилась уже закрытой, но мусор туда свозили по-прежнему со всей москвы нерадивые лентяи-мусоровозчики. Весь громадный пустырь был в холмиках строительного мусора – Москва перестраивалась. И хотя там не воняло (бытовых отходов там почему-то не было), но общегородская свалка, хоть и была пустынна, мало располагала к романтике. Потому было мною отвергнуто.
          На 8-ой улице Текстильщиков, по меткому выражению кого-то из наших учителей – «местном Бродвее», была высока вероятность встретить каких-то знакомых. Поэтому все более-менее заметные ориентиры на ней и рядом тоже были забракованы в смысле места романтического свидания. Да их и немного было на этой улице, очагов культуры – два гастронома, в начале и конце и дворовая хоккейная «коробка» в середине протяженности улицы. Остальное – общежития и телефонный узел.
          Всё остальное тоже как-то не подходило. Я долго мучился, тщательно изучая ближайшие окрестности, но ничего подходящего для романтического мероприятия не находил. В конце концов, не найдя ничего лучшего, назначил ей в записке свидание на пол-пути от нашего с ней дома до школы. Место было поросшее каким-то кустарником, но не совсем зарослями, а вполне хорошо просматриваемым. У него был несомненный плюс – оно было довольно безлюдным. Что совсем неудивительно – там была местная помойка.
          Да, своё первое в жизни романтическое свидание, девочке, которой симпатизировал, я назначил на помойке. Осознал я это уже тогда, когда записка была тайком засунута в карман её школьной формы. ( Фарева... )

(Продолжение. Начало тут и тут)

          В школу нужно было ходить почти через всю Домниковку и поворачивать в последний переулок направо, прямо уже перед Садовым Кольцом. На этом повороте был очень уютный зеленый скверик, с заросшими плющем беседками. Почему-то, несмотря на то, что он мне очень нравился, в нём мы гуляли редко.
          Со школой появились новые друзья и приятели. Самыми близкими были Сашка и Стаська. В этой компании мы и облазили все окрестности. Сашка жил в бараке. В малюсенькой комнате, где помещались только шкаф, одна кровать, стол и телевизор. Как они там помещались втроём – для меня осталась загадкой. Но у них был телевизор КВН - тот самый, с водяной линзой. У нас телевизора не было, и днём мы смотрели кино у него.
          Барак был двухэтажным и неимоверно длинным. Вдоль всего коридора располагались комнаты. Число комнат я не помню, как и количество народу, живущих только в одном этом бараке. Я помню, как попал на общую кухню этого барака. Ничего подобного я более не видел – в громадном помещении стояло 9 газовых плит. Где-то что-то постоянно готовилось, одновременно в баках кто-то кипятил бельё. По всей кухне, на верёвках сушилось стиранные вещи. Запах на кухне стоял ещё тот. Вот эта специфическая смесь запахов дешевого хозяйственного мыла и супа, эти банные испарения обволакивали и проникали внутрь тебя. Даже выйдя из такой кухни с вечно запотевшими окнами, запах преследовал тебя ещё какое-то время. Плюс ко всему ещё этот гвалт множества людей, занятых каждый своим делом…. Больше я на ту кухню не заходил.
          А во дворе, вдоль всего барака тянулась череда сараев, куда живущие в бараке, складывали всякую ненужную утварь. Совсем ненужной не было, потому сараи запирались на висячие замки. Некоторые из них были брошены. Эта череда сараев была полигоном для наших детских игр. Отец у Сашки служил на флоте, был в наколках и всегда ходил в тельняшке, зимой в морском бушлате без погон. Мне на всю жизнь в память врезалась картинка, как однажды зимой он строил для нас ледяную горку. Стоял сильный мороз. Он, в одной тельняшке, выносил на улицу ведро горячей воды, захватывал обеими руками кучи снега, опускал в ведро и лепил из него горку. Вода в ведре заканчивалась и он приносил новое ведро. Горка получилась не снежная, а ледяная. Очень прочная. И стояла очень долго – пока не растаяла уже поздней весной. Вот эта картинка, как на морозе раскрасневшиеся руки со снегом опускаются в воду, а потом вынимаются на мороз и с них течет вода – стоит у меня «в глазах» до сих пор. Наверное, я заворожено стоял и наблюдал, как он это делает…. ( Фарева... )

          На свет я появился, как сейчас помню, в Родильном Доме № 1, имени Клары Цеткин. Какие последствия имело это событие – пока точно не известно. Но проблемы с моим появлением возникли сразу – Меня отвезли к бабушке, на Среднюю Калитниковскую, потому как маленькая квартирка на Домниковке, где меня сразу прописали, была перенаселена.
          Бабушка жила в старом, частном бревенчатом доме, которыми и была застроена вся Средняя Калитниковская улица. Дом был ещё дореволюционным, купеческим. Но моя бабушка никогда не была его владелицей. Домовладелец был ещё жив и жил в том же домике. Его все боялись и звали коротко – «Дед». Какое имя он носил на самом деле, я не помню.
          Бабушка снимала часть дома очень давно. Воспоминания об этом доме у меня смутные – беленая русская печка, громыхающий в корридоре умывальник, в который заливалась вода, приносимая с колонки. Колонка на улице – это отдельная тема, вызывающая тёплые воспоминания своей зимней обледенелостью. Вода в ней была очень вкусной, но круглый год холодной, до того, что зубы сводило. Доставляло удовольствие пить прямо из мощной струи, пополам с напором воздуха.
          В этот домик приходил мой прадед, живший где-то неподалеку. Он навещал своих четверых внуков, до тех пор, пока не съездил однажды на Сухаревский рынок за табачком и не сгинул бесследно в Вологодских лагерях. Но это всё было ещё задолго до моего рождения… ( Фарева... )